​Новицкий прав

Кто бы мог подумать, что из всех чиновников первой «постсоветской» администрации Сургута Вячеслав Новицкий был самым конфликтным со мной, а потому самым нелюбимым мной в сургутской мэрии. И даже не скажешь, почему. То есть, конечно, скажешь, но сегодня, когда я уже сам много старше тогдашнего Новицкого, оглядываясь на 35 лет нашего теплого знакомства, можно лишь улыбнуться причинам, ставшим когда-то поводом для наших «разборок».

Впрочем, знакомство с Новицким было ободряющим. Была поздняя зима, а, может, уж и весна, 1990 года. Мне было поручено редакцией газеты «К победе коммунизма!», где я всего несколько месяцев назад после окончания школы заступил на работу корреспондентиком, написать статью о готовности коммунальных служб то ли к окончанию отопительного, то ли к началу ремонтного летнего сезона. Задание было проходное, как говорят журналисты, то есть сезонное, отработанное до этого много раз и всем журналистам газеты давно неинтересное, и было оно, как нетрудно догадаться, старожилами редакции спихнуто на меня, так удачно подвернувшегося, мальчика на побегушках.

Мне же, наоборот, дело представлялось наконец-то хоть сколько-то масштабным на фоне той ерунды, которой я занимался в должности корреспондента отдела писем, готовя к печати бесконечные однотипные «замечания, предложения, пожелания» граждан на основе их нескончаемой писанины в редакцию. Я накатал увесистую статейку на целую полосу и – внимание, момент знакомства с Новицким – договорился с ним по телефону о вычитке на предмет фактуры. Встречу Новицкий назначил незамедлительно, и я, положив трубку своего красного дискового телефона, тут же поперся в горисполком, то бишь, по-нынешнему, в администрацию.

Новицкого на месте не оказалось – его вызвали на совещание к Леониду Рокецкому, председателю горисполкома, но помощница Новицкого передала его наказ идти прямо в приемную к Рокецкому. В приемной Рокецкого вовсю ждет секретарь Татьяна Денисовна Маган.

…Меня она уже знала: была одна история накануне с моим штурмом кабинета начальника, что-то там накосячили с пенсионными пайками в управлении торговли – дефицит же был, талонная система! – а торговые начальники Бабич и Матышевская избегали журналистов газеты, вот я их прямо в кабинете Рокецкого и вылавливал. Скандал был, ясное дело, дикий, Рокецкий орал и выгонял меня из кабинета, звонил в ярости моему главреду Владимиру Киселеву, орал и на него, грозился: «Я вас на бюро горкома вызову!!!», на что невозмутимый Киселев орал в ответ: «Это я вас на бюро горкома вызову, не забывайте, что я тоже член бюро!!!», потом Рокецкий, наоборот, звал меня обратно и орал при мне на Матышевскую с Бабичем… В общем, было весело, жизнь била ключом, но эту историю я расскажу как-нибудь потом…

Маган заглянула к совещавшимся, через несколько секунд выглянул в мою сторону Новицкий, с приятным открытым лицом, без тени чванства, что мне сразу понравилось, на мгновенье застыл, оценивая меня (вероятно, не ожидал иметь дело с 18-летним юношей), попросил отдать ему текст и ждать здесь и - юркнул назад.

Через полчаса вновь появился и протянул правленный текст. Ну как правленный… Переписанный на 90 процентов. Правки внес аккуратным мелким почерком между моих машинописных строчек, четыре или пять листов моей «статьи» превратились в его собственную рукопись. Сказал:

– В целом все правильно, но некоторые неточности я, конечно, поправил, кое-что добавил.

– Спасибо.

– Спасибо тебе, обращайся всегда, чтоб не наврать чего-нибудь. Вы же, журналисты, всегда чего-нибудь приврете.

Вот эта приговорочка про «журналистов, которые всегда чего-нибудь приврут», мне не понравилась (большинство чиновников обязательно при общении с журналистами считают своим долгом ввернуть что-то подобное, вот и Новицкий туда же), но он сказал это совершенно доброжелательно и, вероятно, больше в качестве дежурной фразы, так что я пропустил мимо ушей. К тому же я был обескуражен тем, как Новицкий позитивно и оперативно отреагировал на мое обращение к нему и не мусолил меня с вычиткой, найдя для этого время прямо за совещанием у председателя горисполкома.

То есть – Новицкий мне понравился, и я от сих пор старался держать с ним контакт при любой связанной с городским хозяйством теме.

Вскоре поменялся начальник Новицкого, Леонида Рокецкого, ушедшего на повышение в область, сменил зам по стройке Александр Сидоров, а я сам еще через год ушел из районной газеты в собственное дело. Сидоров, как и Новицкий, был молод и харизматичен, и вообще сургутская власть тогда, на сломе эпох, была – да не осудят меня за подобные слова о власти – деятельна, мотивирована и открыта и, я бы даже сказал, приятна. Но если с Сидоровым у меня складывались отношения доверительные и тесные, то с Вячеславом Федоровичем они так и остались взаимоуважительными, но подчеркнуто формальными. Что не ограничивало Новицкого при любом поводе делать искренние и, чего уж там, приятные и заслуженные комплименты в мой адрес.

У А. Л. Сидорова в кабинете во время визита вице-премьера Е. Гайдара, 1993. Фото А. Атанасова.

Один из таких мимолетных, но запомнившихся эпизодов, был связан с М.С. Горбачевым. В декабре 1992 года он, уже год как в отставке с поста президента СССР, проводил международную конференцию на базе своего Горбачев-Фонда. Михаила Сергеевича я уважал и на конференцию эту аккредитовался. Мне удалось взять много интервью с хорошими собеседниками, но главное, конечно, – с Горбачевым, причем два. И вот, оказывается, в программе «Время» показывают сюжет, где несколько журналистов разговаривают с Горбачевым, и ближе всех к нему – именно я. А я и знать не знал, что засветился в главной информационной программе страны – мне об этом Новицкий и сообщил. Я по прилету из Москвы забежал в горисполком зачем-то, меня увидел Новицкий издалека и прямо подбежал, сияя: «Дай пожму руку, которая пожимала руку Горбачева! Ну молодец!».

Обычно чиновники сухи на подобные эмоции (если, конечно, речь не идет о подобострастии к более высокому начальству), и не в состоянии выдавить из себя человеческие эмоции по отношению к простым людям, от которых они никак не зависят. А Новицкий проявил себя по-другому, хотя мог бы не высовываться из футляра.

Но… скоро между нами случился первый настоящий конфликт.

Я написал в «Новом Городе» разгромную статью о ректоре Сургутского университета Георгии Назине. Сидоров был в отпуске, Новицкий остался «и.о.». Меня он искал не сам, через помощницу. Позвал (потребовал) на разговор. Я пришел. Гневный Новицкий пыхтел, как самовар. Губы сжаты, скулы туда-сюда играют. На приставном столике газета с подчеркиваниями. Как в той моей первой статье про отопительный (или какой там) сезон подчеркиваний больше, чем самого текста.

– Что ты тут понаписал?! – прошипел Новицкий.

– Статью.

– Статья – это когда факты. А это – инсинуация! Сплошная грязь и вранье!!!

– Например?

– Например?! Например?!! Вот эта вся галиматья – не пример?! – Новицкий повышал интонацию с каждым словом. – Херня вся вот эта про уважаемого человека – не пример?! Тут слова правды нет!

Я попросил («все-таки, если это незатруднительно») привести конкретные примеры «грязи, вранья и херни». Я давно обнаружил, что обиженные читатели, тем более чиновники, очень плохо сохраняют объективное восприятие текста и, как правило, вместо опровержения фактов придираются к форме. Я был уверен, что именно это сейчас демонстрирует Новицкий. Я, конечно, волновался, потому что думал, что с Новицким у нас другие отношения, и всегда знал его как добродушного приветливого человека, а сейчас передо мной был совершенно другой Новицкий. Но я из всех сил пытался не показывать своего смятения, хотя опытный старый лис, разумеется, его заметил сразу и, как хищник, учуявший волнение жертвы, только сильнее входил во вкус предстоящей трапезы.

– Конкретные примеры, конкретные примеры… – пыхтел Новицкий, блуждая по тексту статьи (а статья была большая, на двух полосах с переходом, так что ему приходилось шуршать переворачиваемой газетой в поисках «конкретных примеров», а ярость не давала сосредоточиться, отчего он злился еще сильнее). – Конкретные примеры… так… вот тебе конкретный пример, вот!

Новицкий процитировал какой-то обведенный карандашом кусок, меня это никак не переубедило. Я попросил еще примеров. Новицкий взорвался окончательно:

– Да какие еще примеры! Ты что – не понимаешь главного? Город с таким трудом участвовал в создании первого нашего университета, мы одни из первых в стране! А ты! Ты! Ты читал, что у тебя в конце газеты в каждом номере написано? Там написано: учредитель – администрация города Сургута. Мы создали газету для помощи в нашей работе, а не для очернительства!

Далее я минут сорок выслушивал лекцию на тему «кто платит – тот и музыку заказывает». И чем дальше, тем больше мне хотелось просто встать и, без прощаний, покинуть кабинет. Я чуть так не поступил, как вдруг Новицкий, словно учуяв мои мысли, заглушил двигатель и почти спокойно сказал:

– Так, ладно, надо заканчивать. Что делать будем?

– А что надо делать?

– Не пиши больше такую чушь, - совершенно успокоившийся Новицкий свернул исчерканную газету и передал мне. – Столько тем интересных, зачем тебе этот Назин. Сами разберемся.

И непринужденно – как обычно – протянул руку для прощания. Словно ничего и не было. При следующих встречах он был все тем же – добродушным и словоохотливым – Новицким. А я совершенно не держал на него зла.

Визит вице-спикера Госдумы В. Жириновского, конец 1990-х. Фото А. Атанасова.

А потом мы с ним сцепились из-за автобусных остановок. У нашей газеты в городе было несколько остановочных павильонов для продажи тиража – места мы получили не без помощи властей, конечно, но все расходы по покупке киосков и их обустройству несли сами. И вот Новицкий ни с того ни с сего стал нас «выдавливать». Пошли всякие неприятные бумаги о непродлении, расторжении – в общем, места у нас отбирали. Я к Новицкому, тот – ни бэ, ни мэ, вопрос уровня Сидорова, говорит. Я к Сидорову – да черт знает, говорит, вроде дороги надо реконструировать, такое дело, но, если хочешь, пожалуйся в прокуратуру. Я на голубом глазу – в прокуратуру. Проходит сколько-то времени, вызывает Сидоров. Трясет мою телегу в прокуратуру, орет: ты совсем с ума сошел, что ли? Ты на кого руку поднять решил, на моего первого зама? Значит, на меня, на всех нас? Пошел против своих… Он, видимо, хотел сказать «благодетелей», но вовремя вывернулся и сказал что-то вроде «людей, которые тебе столько помогают». А я сижу – понять ничего не могу. Дрожу от обиды. Как так, вот ты ж сам мне посоветовал в прокуратуру, я пошел, а теперь меня предателем выставляешь?

Сидоров долго и зло, по-настоящему, отчитывал меня, я все более растеряно оправдывался и призывал его к справедливости. В конце концов он вызвал и Новицкого, тот, как ничего не происходит, поздоровавшись со мной, сел напротив за приставным столом градоначальника. Обстановка была понятна без слов.

– Разобрались? – деловито спросил Новицкий.

Сидоров неожиданно резко ответил ему типа: вы друг с другом разобраться не можете, втравили меня в прокурорскую разборку, а меня спрашиваешь – разобрались ли? И следующие пять минут я наблюдал совершенно изумительную сцену, как Сидоров уже отчитывал Новицкого – не так резко, как меня, но общение было явно некомплиментарным. Я не мог сориентироваться в ситуации: только что я сам получил люлей от мэра, и тут же он чихвостит по этому же поводу своего первого зама. Ничего не понятно! Или это Сидоров гонит кино? Для кого? Зачем?

Новицкий не без раздражения, но уверенно и методично отвечал Сидорову:

– Александр Леонидович, – он Сидорова всегда чтил и лично, и в разговорах, называя по имени-отчеству, хотя были они, разумеется, на ты. – Александр Леонидович, вопрос тот мы спокойно отработаем с прокуратурой, отпишемся, отрешаем, проблема ясна, все в строгих рамках закона. Город защищает свои интересы, газета – свои, но ничего неразрешимого нет. Если газета в чем-то пострадала, давайте как-то поможем в другом, проблемы нет никакой.

Ну и в таком духе. Сидоров вновь сосредоточился на мне, но не для поиска какого-нибудь компромисса, как предложил Новицкий, а продолжить порку. Обстановка была настолько истерическая, дерганая, что я совершенно не мог сосредоточиться с ответом, да мне и не предоставляли такой возможности. Из меня, как мне казалось, элементарно делали отбивную на ровном месте. Кажется, Новицкому уже было жалко меня, и вся эта сцена его тяготила, но мэр не собирался останавливаться. Может, мне просто так хотелось думать в поисках хоть какой-то опоры. Последние слова Сидорова я различал плохо, и все мои силы уходили единственно на то, чтобы тривиально не расплакаться от обиды. Ком в горле подпирал со страшной силой, и, попытайся я произнести хоть слово, я выдал бы себя слезливой дрожью в голосе. Я не нашел ничего лучшего, как малодушно вскочить и исчезнуть из кабинета без предупреждения.

Немедленно умчался в прокуратуру отзывать заявление («нате, нате, подавитесь!»), одновременно задыхаясь от обиды, с одной стороны, и не желая «подставлять» Сидорова с Новицким – с другой. Когда вернулся в редакцию, мне сказали, что Сидоров «звонил сто раз». И пока я был на работе, еще звонил и звонил, в конце концов я ответил. Звонил объясниться и извиниться, мы как-то поговорили, Сидорова я уважал беззаветно, я смущался своего малодушия, он – своей истерики, расстались нормально, для закрепления договорились, что наутро я зайду лично рассказать, что с прокуратурой, хотя Сидорову и без меня все прекрасно известно, просто нужен был какой-то повод закончить эту историю без плохого осадка.

На следующий день на лестнице встретились с Новицким и вместе вышли из администрации. Пока спускались с третьего этажа, он добродушно бросил:

– Вчера немного жестко поговорили. Ты на Александра Леонидовича не злись, он к тебе хорошо относится. Я из-за тебя таких люлей получил от него еще! Может, я его плохо в курс дела посвятил. Он первый руководитель, отвечает за все по закону. Приходи, посмотрим, что можно придумать для вас.

И помчался на очередной объезд «объектов». Картина маслом. Я был готов к тому, что Новицкий перестанет со мной разговаривать после телеги в прокуратуру (имейте в виду, что я до конца был уверен в своей правоте), но нет – по-прежнему открытый к общению, словно ничего не произошло. Странным образом и я к нему не испытывал ни злобы, ни неприязни. Новицкому удается производственное отделять от личного, возможно, в этом секрет его обаяния.

Газета с годами взрослела, матерела. Все чаще писала так, как чиновникам не нравилось. Упреки и даже выволочки от А.Л. Сидорова случались все чаще, в конце концов они превратились в одно сплошное недовольство газетой «Новый Город» – настолько непреодолимое, что администрация Сургута отказалась от учредительства СМИ, оставив нас в свободном – думала администрация – падении, но это оказался полет. И так получилось, что многие критические статьи газеты касались проектов и инициатив, исходивших от Новицкого. А проекты эти были один грандиозней другого: «троллейбусизация» Сургута, «мансардизация», автобусный завод, завод по изготовлению смесителей, объездная дорога 1З (ныне именуемая Югорским трактом).

«Нефтяная» дума Сургута, неожиданно набранная из молодых амбициозных руководителей Сургутнефтегаза, позиционировала себя как надежного защитника городских бюджетных ресурсов, и выбрала Новицкого главной мишенью своих атак. Каждое ее заседание превращалось в обструкцию перечисленных проектов. Новицкий отбивался героически, не покидая трибуны целыми заседаниями. Депутаты-нефтяники приводили яркие аргументы против идей Новицкого, он в одиночестве сражался с ничего не хотевшей слышать думой. На этом фоне Сидоров поручил Новицкому сопровождать первого вице-спикера Госдумы Бориса Немцова, который приехал на два дня в Сургут открывать местное отделение партии СПС – а я, по молодости лет увлекавшийся политикой, его, это отделение, собственно, и организовывал.

Мы провели с Новицким и Немцовым в сургутнефтегазовском микроавтобусе полный день, разъезжая по многим социальным объектам, включая колонию ЯЦ 34/17 на 8-м промузле. Сидели напротив друг друга: Немцов, Новицкий, будущий помощник Новицкого Саша Шпиренко (сегодня он министр в Калужской области) и я. Я с Новицким, при всей видимой между нами дружелюбности, был все-таки по разные стороны баррикад. Немцов спрашивал то меня, что думаю о тех или иных решениях администрации, то Новицкого. Я критиковал администрацию за раздутые расходы, неуместные проекты и прочее, Новицкий методично сыпал контраргументами. Целый день, между вылазками на «объекты», спорили в автобусе и препирались. Поздно вечером, перед расставанием, Немцов говорит:

– Тарас. Слава прав (Немцов, несмотря на молодой возраст, болел неприятной панибратской привычкой всем тыкать и всех называть упрощенными или уменьшительно-ласкательными именами: Слава, Володька Богданов, Леня Рокецкий, Сережа Собянин…). По многим параметрам прав. Мне его позиция ближе. Ты судишь с позиции эталонного здравого смысла, он – с позиции профессионального здравого смысла, основанного на житейском подходе. Не может такой северный город управляться по идеальным лекалам. Да и никакой не может. Он без некоторых спорных, но необходимых решений не выживет. Идеальных решений не бывает. Новицкий прав, нравится тебе или нет.

Я выходил из автобуса понурый, Новицкий торжествовал. Не думаю, что самодостаточный Новицкий особо нуждался в комплименте Немцова, но вся мизансцена – чужая территория (автобус) Сургутнефтегаза, с депутатами от которого он устал бодаться, партия СПС, которую организовывал я, критик администрации и редактор газеты, с которой воюет мэрия, и весь впустую потраченный рабочий день на бессмысленные для Новицкого церемониальные разъезды, – очевидно его тяготила, и вдруг такой приятный бонус: что, Самборский, съел? А может, это я так себе придумываю, и Новицкому было совершенно наплевать и на оценку Немцова, и на то, «съел» я или не «съел».

На вечернем банкете в Сургутнефтегазе (куда я категорически не был приглашен) Сидоров, Новицкий и Немцов много шептались. Региональная ячейка партии СПС наутро была перепоручена другим людям, меня за «выявленные организационные нарушения» отстранили и фактически выгнали. Много позже Новицкий мне скажет: и кто был прав? Что ты потерял в этом партстроительстве? Растворился бы среди этих партактивистов. Где они все сейчас? Профессионал должен оставаться в своей сфере и там приносить пользу людям.

В 2002 году Новицкий, деятельный, амбициозный и трудолюбивый, давно тяготившийся позицией второго человека в городе, ушел из администрации Сургута в правительство округа первым заместителем к губернатору Александру Филипенко. В общем-то, он мог возглавить Сургут еще в 1996, когда Александр Сидоров размышлял о губернаторском посту, но тогда Сидоров не рискнул, и Новицкий остался в кресле первого зама, которое явно его теснило. С Сидоровым-мэром они проработали двенадцать лет, и это были самые прорывные годы в постсоветской истории Сургута.

Большинство важнейших проектов Сургута в эту эпоху курировал или прямо вёл Новицкий. Модернизация (а фактически полная перестройка) городских тепловых сетей и горводоканала с заменой сетей и производственных мощностей дали Сургуту 30-40 лет спокойной жизни с надежными поставками тепла и чистой воды. Первый сургутский «автобан», «Пять минут Америки», как прозвал народ участок дороги между городом и поселком Белый Яр, был первым опытом строительства в Югре нормальных автомобильных трасс. И – прообразом будущего Югорского тракта, который Новицкий, как стенобитное орудие, пробил через депутатов, общественность и не верящих в проект даже собственных коллег (заместитель Александра Сидорова по строительству Владимир Матвиенко вел из-за объездной дороги непримиримую подковерную борьбу и возмущался: почему строительством дороги занимается зам по коммуналке?! А Новицкий, отбиваясь от Матвиенко, твердил: да потому что дорога – это не школа и не жилой дом, это сложнейшее инфраструктурное сооружение с коммуникациями и коммунальными системами! В общем, в том противостоянии безусловную победу одержал именно Новицкий). Представить сегодня Сургут без Югорского тракта невозможно и страшно.

Кто знает: добился бы своего Новицкий с мансардизацией пятиэтажек, и старые сургутские районы выглядели бы сегодня современнее. С расстояния лет многие идеи, воспринятые в штыки за новаторство и экспериментаторство, оказываются вполне разумными. Возможно, так бы произошло и с реконструкцией домов первых массовых серий, и с троллейбусным движением… Но – эти мега-прожекты Новицкого, видимо, уже навсегда, останутся всего лишь прожектами.

В. Новицкий после разговора с журналистами «Нового Города». Уже одевшись, уже уходя, все продолжал рассказывать о городских проблемах. Фото О. Биденко.

Как я упомянул в самом начале, несмотря на многие разногласия и даже конфликты между нами на протяжении многих лет знакомства, когда моя газета яростно нападала на него, Новицкий ни разу не дал повод заподозрить его в мстительности и тем паче подлости. Насколько я знаю, он не участвовал в чиновничьих интригах против нашей редакции или меня лично. Политические драки не распространились на человеческие отношения – при том что в них всегда соблюдалась определенная дистанция.

Показательный пример. Когда он уже работал в Хантах первым замом губернатора, я позвонил по какому-то вопросу в рамках его компетенции, позвонил через секретаря. Был немедленно соединен.

…Увы, в моей копилке отношений есть множество примеров обратного, когда человек, поднявшись в карьере на ступеньку-две выше, превращается в сноба, избегает контакта и всячески демонстрирует свое высокомерие. Однажды я так же звонил через приемную другому высоко забравшемуся сургутянину, с которым наши отношения позволяли, например, сидеть до ночи в моем кабинете и обсуждать все подряд. Секретарша сказала «минуточку», я услышал, как она тут же обратилась к шефу насчет меня – он, видимо, стоял в приемной, и он, козлина, приказывает ей: «Скажи, я в командировке». Я попросил секретаршу на прощание передать начальнику, что он полный... и без сожаления, а, пожалуй, что и с облегчением, вычеркнул его из своей жизни и до сих пор ни разу не испытывал ни малейшего желания с ним общаться…

Так вот, Новицкий немедленно соединился и разговаривал, хоть и традиционно по-деловому торопливо, но вполне приветливо и непритворно. Я попросил о встрече, а он неожиданно:

– Давай я к тебе сам заскочу, когда буду в Сургуте, а буду я в Сургуте… буду в Сургуте… – бегал по календарю. – …Буду в Сургуте… ну вот тогда-то, идет?

– Идет, - отвечаю.

Через несколько дней он без напоминаний сам звонит (уже на сотовый):
– На месте? Тогда подъеду через двадцать минут.

Зашел, с ходу:

– Сколько времени выделяешь?

– Да сколько хотите.

Проговорили несколько часов. И о том, и о сем - обо всем. И войны наши вспомнили, и кто где был прав-неправ («а я, вот ты согласись, согласись, был прав с мансардами, прав! А ты с депутатами утопил хорошую идею. И с троллейбусами я был прав, не созрели вы просто…»). Говорили тепло и без намека на обиды.

После его отставки из правительства Югры мы общаемся очень редко и случайно – Новицкий погрузился в частную жизнь и путешествия. Это, наверное, самое счастливое, что может быть – отцепиться от власти и страстно отдавать время, которое теперь принадлежит только тебе, своему любимому увлечению. Не успев вернуться из Антарктиды, он мчался на Аляску, потом – в тихоокенскую экспедицию вдоль всей Америки… Он словно компенсировал годы простоя (ну как простоя… бешеного забега!), ушедшие на муниципальную и государственную службу, и хотел жадно получить то, о чем истинно мечтал – путешествия. Где-то раз в полгода увидимся, он – давай про свои кругосветки рассказывать, до следующей случайной встречи.

И вот последний раз столкнулись у нас в «Кофеине», издалека заприметили друг друга, повставали навстречу из-за своих столиков каждый, и вдруг, неожиданно, никогда такого не было, обнялись. Я увидел, почувствовал какого-то другого, нового Новицкого (простительная тавтология?) – не постаревшего, а «постаршевшего» и сильно успокоившегося, как это бывает не с разрядившимся, а, наоборот, зарядившимся правильной энергией человеком.

– Куда теперь, Вячеслав Федорович? На Земле уже мест не осталось, где вы не были.

– А все, пауза. Пока наездился. Наслаждаюсь семьей и внуками. Я так счастлив, это такая гармония с самим собой, не представляешь! Сколько мог, работал на город и страну. Главное, вовремя уйти, чтобы остаться собой и свободным. Не надо цепляться. Вот тут ты прав.